Книга: "Письмо незнакомки".Автор: Стефан Цвейг

Книга: "Письмо незнакомки".Автор: Стефан Цвейг
  
Сообщений: 43
Книга: "Письмо незнакомки".Автор: Стефан Цвейг
Сообщений: 1210
Когда известный беллетрист Р., после трехдневной поездки
для отдыха в горы, возвратился ранним утром в Вену и, купив
на вокзале газету, взглянул на число, он вдруг вспомнил, что
сегодня день его рождения. Сорок первый, - быстро сообразил
он, и этот факт не обрадовал и не огорчил его. Бегло
перелистал он шелестящие страницы газеты, взял такси и
поехал к себе на квартиру. Слуга доложил ему о приходивших
в его отсутствие двух посетителях, о нескольких вызовах по
телефону и принес на подносе накопившуюся почту. Писатель
лениво просмотрел корреспонденцию, вскрыл несколько
конвертов, заинтересовавшись фамилией отправителя; письмо,
написанное незнакомым почерком и показавшееся ему слишком
объемистым, он отложил в сторону. Слуга подал чай. Удобно
усевшись в кресло, он еще раз пробежал газету, заглянул в
присланные каталоги, потом закурил сигару и взялся за
отложенное письм
Сообщений: 1210
В нем оказалось около тридцати страниц, и написано оно
было незнакомым женским почерком, торопливым и неровным, -
скорее рукопись, чем письмо. Р. невольно еще раз ощупал
конверт, не осталось ли там сопроводительной записки. Но
конверт был пуст, и на нем, так же как и на самом письме не
было ни имени, ни адреса отправителя. Странно, подумал он,
и снова взял в руки письмо. "Тебе, никогда не знавшему
меня", - с удивлением прочел он не то обращение, не то
заголовок...
К кому это относилось? К нему или к вымышленному герою?
Внезапно в нем проснулось любопытство. И он начал читать.
Мой ребенок вчера умер - три дня и три ночи боролась я со
смертью за маленькую, хрупкую жизнь; сорок часов, пока его
бедное горячее тельце металось в жару, я не отходила от его
постели. Я клала лед на его пылающий лобик, днем и ночью
держала в своих руках беспокойные маленькие ручки. На
третий день к вечеру силы изменили мне. Глаза закрывались
помимо моей воли. Три или четыре часа я проспала, сидя на
жестком стуле, а за это время смерть унесла его. Теперь он
лежит, милый, бедный мальчик, в своей узкой детской
кроватке, такой же, каким я увидела его, когда проснулась;
только глаза ему закрыли, его умные, темные глазки, сложили
ручки на белой рубашке, и четыре свечи горят высоко по
четырем углам кроватки. Я боюсь взглянуть туда, боюсь
тронуться с места, потому что пламя свечей колеблется и тени
пробегают по его личику, по сжатым губам, и тогда кажется,
что его черты оживают, и я готова поверить, что он не умер,
что он сейчас проснется и своим звонким голосом скажет мне
что-нибудь детское, ласковое. Но я знаю, он умер, я не хочу
смотреть на него, чтобы не испытать сладость надежды и
горечь разочарования. Я знаю, знаю, мой ребенок вчера умер,
- теперь у меня на свете только ты, беспечно играющий
жизнью, не подозревающий о моем существовании. Только ты,
никогда не знавший меня и которого я всегда любила.
Сообщений: 1210
Я зажгла пятую свечу и поставила ее на стол, за которым я
тебе пишу. Я не могу остаться одна с моим умершим ребенком
и не кричать о своем горе, а с кем же мне говорить в эту
страшную минуту, если не с тобой, ведь ты и теперь, как
всегда, для меня все! Я, может быть, не сумею ясно говорить
с тобой, может быть, ты не поймешь меня - мысли у меня
путаются, в висках стучит и все тело ломит. Кажется, у меня
жар; может быть, я тоже заболела гриппом, который теперь
крадется от дома к дому, и это было бы хорошо, потому что
тогда я пошла бы за своим ребенком и все сделалось бы само
собой. Иногда у меня темнеет в глазах, я, может быть, не
допишу даже до конца это письмо, но я соберу все свои силы,
чтобы хоть раз, только этот единственный раз, поговорить с
тобой, мой любимый, никогда не узнававший меня.
С тобой одним хочу я говорить, впервые сказать тебе все;
ты узнаешь всю мою жизнь, всегда принадлежавшею тебе, хотя
ты никогда о ней не знал. Но ты узнаешь мою тайну, только
если я умру, - чтобы тебе не пришлось отвечать мне, - только
если лихорадка, которая сейчас бросает меня то в жар, то в
холод, действительно начало конца. Если же мне суждено
жить, я разорву это письмо и буду опять молчать, как всегда
молчала. Но если ты держишь его в руках, то знай, что в нем
умершая рассказывает тебе свою жизнь, свою жизнь, которая
была твоей от ее первого до ее последнего сознательного
часа. Не бойся моих слов, - мертвая не потребует ничего, ни
любви, ни сострадания, ни утешения. Только одного хочу я от
тебя, чтобы ты поверил всему, что скажет тебе моя рвущаяся к
тебе боль. Поверь всему, только об этом одном прошу я тебя:
никто не станет лгать в час смерти своего единственного
ребенка.
Я поведаю тебе всю мою жизнь, которая поистине началась
лишь в тот день, когда я тебя узнала. До того дня было
что-то тусклое и смутное, куда моя память никогда уже не
заглядывала, какой-то пропыленный, затянутый паутиной
погреб, где жили люди, которых я давно выбросила из сердца.
Когда ты появился, мне было тринадцать лет, и я жила в том
же доме, где ты теперь живешь, в том самом доме, где ты
держишь в руках это письмо - это последнее дыхание моей
жизни; я жила на той же лестнице, как раз напротив дверей
твоей квартиры. Ты, наверное, уже не помнишь нас, скромную
вдову чиновника (она всегда ходила в трауре) и худенького
подростка, - мы ведь всегда держались в тени, замкнувшись в
своем скудном мещанском существовании. Ты, может быть,
никогда и не слыхал нашего имени, потому что на нашей двери
не было дощечки и никто никогда не приходил к нам и не
спрашивал нас. Да и так давно это было, пятнадцать,
шестнадцать лет тому назад, нет, ты, конечно, не помнишь
этого, любимый; но я - о, я жадно вспоминаю каждую мелочь, я
помню, словно это было сегодня, тот день, тот час, когда я
впервые услышала о тебе, в первый раз увидела тебя, и как
мне не помнить, если тогда для меня открылся мир! Позволь,
любимый, рассказать тебе все, с самого начала, подари мне
четверть часа и выслушай терпеливо ту, что с таким
долготерпением всю жизнь любила тебя.
Сообщений: 1210
Прежде чем ты переехал в наш дом, за твоей дверью жили
отвратительные, злые, сварливые люди. Хотя они сами были
бедны, они ненавидели бедность своих соседей, ненавидели
нас, потому что мы не хотели иметь ничего общего с ними.
Глава семьи был пьяница и колотил свою жену; мы часто
просыпались среди ночи от грохота падающих стульев и
разбитых тарелок; раз она выбежала, вся в крови,
простоволосая, на лестницу; пьяный с криком преследовал ее,
но из других квартир выскочили жильцы и пригрозили ему
полицией. Мать с самого начала избегала всякого общения с
этой четой и запретила мне разговаривать с их детьми, а они
мстили мне за это при каждом удобном случае. На улице они
кричали мне вслед всякие гадости, а однажды так закидали
меня снежками, что у меня кровь потекла по лицу. Весь дом
единодушно ненавидел этих людей, и, когда вдруг что-то
случилось, - кажется, муж попал в тюрьму за кражу и они со
своим скарбом должны были выехать, - мы все облегченно
вздохнули. Два-три дня на воротах висело объявление о сдаче
в наем, потом его сняли, и через домоуправителя быстро
разнеслась весть, что квартиру снял какой-то писатель,
одинокий, солидный господин. Тогда я в первый раз услыхала
твое имя.
Еще через два-три дня пришли маляры, штукатуры, плотники,
обойщики и принялись очищать квартиру от грязи, оставленной
ее прежними обитателями. Они стучали молотками, мыли,
выметали, скребли, но мать только радовалась и говорила, что
наконец-то кончились безобразия у соседей. Тебя самого мне
во время переезда еще не пришлось увидеть, за всеми работами
присматривал твой слуга, этот невысокий, степенный,
седовласый камердинер, смотревший на всех сверху вниз и
распоряжавшийся деловито и без шума. Он сильно импонировал
нам всем, во-первых, потому, что камердинер у нас, на

Сообщений: 1210
окраине, был редкостным явлением, и еще потому, что он
держался со всеми необычайно вежливо, не становясь в то же
время на равную ногу с простыми слугами и не вступая с ними
в дружеские разговоры. Моей матери он с первого же дня стал
кланяться почтительно, как даме, и даже ко мне, девчонке,
относился приветливо и серьезно. Твое имя он произносил
всегда с каким то особенным уважением, почти благоговейно, и
сразу было видно, что это не просто обычная преданность
слуги своему господину. И как я потом любила за это
славного старого Иоганна, хотя и завидовала ему, что он
всегда может быть подле тебя и служить тебе!
Я потому рассказываю тебе все это, любимый, все эти до
смешного мелкие пустяки, чтобы ты понял, каким образом ты
мог с самого начала приобрести такую власть над робким,
запуганным ребенком, каким была я. Еще раньше чем ты вошел
в мою жизнь, вокруг тебя уже создался какой-то нимб, ореол
богатства, необычайности и тайны; все мы, в нашем маленьком
домике на окраине, нетерпеливо ждали твоего приезда Ты ведь
знаешь, как любопытны люди, живущие в маленьком, тесном
мирке. И как разгорелось мое любопытство к тебе, когда
однажды, возвращаясь из школы, я увидела перед домом фургон
с мебелью! Большую часть тяжелых вещей носильщики уже
подняли наверх и теперь переносили отдельные, более мелкие
предметы; я остановилась у двери, чтобы все это видеть,
потому что все твои вещи чрезвычайно изумляли меня - я таких
никогда не видала - тут были индийские божки, итальянские
статуи, огромные, удивительно яркие картины, и, наконец,
появились книги в таком количестве и такие красивые, что я
глазам своим не верила. Их складывали столбиками у двери,
там слуга принимал их и каждую заботливо обмахивал метелкой.
Сгорая от любопытства, бродила я вокруг все растущей груды;
слуга не отгонял меня, но и не поощрял, поэтому я не посмела
прикоснуться ни к одной книге, хотя мне очень хотелось
потрогать мягкую кожу на переплетах. Я только робко
рассматривала сбоку заголовки - тут были французские,
английские книги, а некоторые на совершенно непонятных
языках. Я часами могла бы любоваться ими, но мать по
Сообщений: 1210
позвала
меня в дом.
И вот, еще не зная тебя, я весь вечер думала о тебе. У
меня самой был только десяток дешевых книжек в истрепанных
бумажных переплетах, которые я все очень любила и постоянно
перечитывала. Меня страшно занимала мысль, каким же должен
быть человек, который прочел столько прекрасных книг, знает
столько языков, который так богат и в то же время так
образован. Мне казалось, что таким ученым может быть только
какое-нибудь сверхъестественное существо. Я пыталась
мысленно нарисовать твой портрет; я воображала тебя
стариком, в очках и с длинной белой бородой, похожим на
нашего учителя географии, только гораздо добрее, красивее и
мягче. Не знаю почему, но даже когда ты еще представлялся
мне стариком, я уже была уверена, что ты должен быть красив.
Тогда, в ту ночь, еще не зная тебя, я в первый раз видела
тебя во сне.
На следующий день ты переехал, но сколько я ни
подглядывала, мне не удалось посмотреть на тебя, и это еще
больше возбудило мое любопытство. Наконец, на третий день,
я увидела тебя, и как же я была поражена, когда ты оказался
совсем другим, ничуть не похожим на образ "боженьки",
созданный моим детским воображением. Я грезила о
добродушном старце в очках, и вот явился ты - ты, точно
такой, как сегодня, ты, не меняющийся, на ком годы не
оставляют следов! На тебе был восхитительный
светло-коричневый спортивный костюм, и ты своей удивительно
легкой, юношеской походкой, прыгая через две ступеньки,
поднимался по лестнице. Шляпу ты держал в руке, и я с
неописуемым изумлением увидела твое юное оживленное лицо и
светлые волосы. Уверяю тебя - я прямо испугалась, до того
меня потрясло, что ты такой молодой, красивый, такой
стройный и изящный. И разве не странно: в этот первый миг
я сразу ясно ощутила то, что и меня и всех других всегда так
поражало в тебе, - твою двойственность: ты - пылкий,
легкомысленный, увлекающийся игрой и приключениями юноша и в
то же время в своем творчестве неумолимо строгий, верный
долгу, бесконечно начитанный и образованный человек. Я
безотчетно поняла, как понимали все, что ты живешь двойной
жизнью своей яркой, пестрой стороной она обращена к внешнему
миру, а другую, темную, знаешь только ты один; это
глубочайшее раздвоение, эту тайну твоего бытия я,
тринадцатилетняя девочка, завороженная тобой, ощутила с
первого взгляда.
Сообщений: 1210
Понимаешь ли ты теперь, любимый, каким чудом, какой
заманчивой загадкой стал ты для меня, полуребенка! Человек,
перед которым преклонялись, потому что он писал книги,
потому что он был знаменит в чуждом мне большом мире, вдруг
оказался молодым, юношески-веселым двадцатипятилетним
щеголем! Нужно ли говорить о том, что с этого дня в нашем
доме, во всем моем скудном детском мирке меня ничто больше
не занимало, кроме тебя, что я со всей настойчивостью, со
всем цепким упорством тринадцатилетней девочки думала только
о тебе, о твоей жизни. Я изучала тебя, изучала твои
привычки, приходивших к тебе людей, и все это не только не
утоляло моего любопытства, но еще усиливало его, потому что
двойственность твоя отчетливо отражалась в разнородности
твоих посетителей. Приходили молодые люди, твои приятели, с
которыми ты смеялся и шутил; приходили оборванные студенты;
а то подъезжали в автомобилях дамы; однажды явился директор
оперного театра, знаменитый дирижер, которого я только
издали видела с дирижерской палочкой в руках; бывали
молоденькие девушки, еще ходившие в коммерческую школу,
которые смущались и спешили поскорее юркнуть в дверь, -
вообще много, очень много женщин. Я особенно над этим не
задумывалась, даже после того, как однажды утром,
отправляясь в школу, увидела уходившую от тебя даму под
густой вуалью. Мне ведь было только тринадцать лет, и я не
знала, что страстное любопытство, с которым я подкарауливала
и подстерегала тебя, уже означало любовь.
Но я знаю, любимый, совершенно точно день и час, когда я
всей душой и навек отдалась тебе. Возвратившись с прогулки,
я и моя школьная подруга, болтая, стояли у подъезда. В это
время подъехал автомобиль, и не успел он остановиться, как
ты, со свойственной тебе быстротой и гибкостью движений,
которые и сейчас еще пленяют меня, соскочил с подножки.
Невольно я бросилась к двери, чтобы открыть ее для тебя, и
мы чуть не столкнулись. Ты взглянул на меня теплым, мягким,
обволакивающим взглядом и ласково улыбнулся мне - да, именно
ласково улыбнулся мне и негромко сказал дружеским тоном:
"Большое спасибо, фройлейн".
Вот и все, любимый; но с той самой минуты, как я
почувствовала на себе твой мягкий, ласковый взгляд, я была
твоя. Позже, и даже очень скоро, я узнала, что ты даришь
этот обнимающий, зовущий, обволакивающий и в то же время
раздевающий взгляд, взгляд прирожденного соблазнителя,
каждой женщине, которая проходит мимо тебя, каждой
продавщице в лавке, каждой горничной, которая открывает тебе
дверь, - узнала, что этот взгляд не зависит от твоей воли и
не выражает никаких чувств, а лишь неизменно сам собой
становится теплым и ласковым, когда ты обращаешь его на
женщин. Но я, тринадцатилетний ребенок, этого не
подозревала, - меня точно огнем опалило. Я думала, что эта
ласка только для меня, для меня одной, и в этот миг во мне,
подростке, проснулась женщина, и она навек стала твоей.
Сообщений: 1210
- Кто это? - спросила меня подруга. Я не могла ей сразу
ответить. Я не могла заставить себя произнести твое имя: в
этот миг оно уже стало для меня священным, стало моей
тайной. - Просто один из жильцов нашего дома, - неловко
пробормотала я. - Почему же ты так покраснела? - с детской
жестокостью злорадно засмеялась подруга. И потому что она,
издеваясь надо мной, коснулась моей тайны, кровь еще горячее
прилила к моим щекам. От смущения я ответила грубостью и
крикнула: - Дура набитая! - Я готова была ее заду шить, но
она захохотала еще громче и насмешливее; наконец, слезы
бессильного гнева выступили у меня на глазах. Я повернулась
к ней спиной и убежала наверх.
С этого мгновения я полюбила тебя. Я знаю, женщины часто
говорили тебе, своему баловню, эти слова. Но поверь мне,
никто не любил тебя с такой рабской преданностью, с таким
самоотвержением, как то существо, которым я была и которым
навсегда осталась для тебя, потому что ничто на свете не
может сравниться с потаенной любовью ребенка, такой
непритязательной, беззаветной, такой покорной, настороженной
и пылкой, какой никогда не бывает требовательная и - пусть
бессознательно - домогающаяся взаимности любовь взрослой
женщины. Только одинокие дети могут всецело затаить в себе
свою страсть, другие выбалтывают свое чувство подругам,
притупляют его признаниями, - они часто слышали и читали о
любви и знают, что она неизбежный удел всех людей. Они
тешатся ею, как игрушкой, хвастают ею, как мальчишки своей
первой выкуренной папиросой. Но я - у меня не было никого,

Сообщений: 1210
кому бы я могла довериться, никто не наставлял и не
предостерегал меня, я была неопытна и наивна; я ринулась в
свою судьбу, как в пропасть. Все, что во мне бродило, все,
что зрело, я поверяла только тебе, только образу моих грез;
отец мой давно умер, от матери, с ее постоянной
озабоченностью бедной вдовы, живущей на пенсию, я была
далека, легкомысленные школьные подруги отталкивали меня,
потому что они беспечно играли тем, что было для меня высшей
страстью, - и все то, что обычно дробится и расщепляется в
душе, все свои подавляемые, но нетерпеливо пробивающиеся
чувства устремились к тебе. Ты был для меня - как объяснить
тебе? любое сравнение, взятое в отдельности, слишком узко,
- ты был именно всем для меня, всей моей жизнью. Все
существовало лишь постольку, поскольку имело отношение к
тебе, все в моей жизни лишь в том случае приобретало смысл,
если было связано с тобой. Ты изменил всю мою жизнь. До
тех пор равнодушная и посредственная ученица, я неожиданно
стала первой в классе; я читала сотни книг, читала до
глубокой ночи, потому что знала, что ты любишь книги; к
удивлению матери, я вдруг начала с неистовым усердием
упражняться в игре на рояле, так как предполагала, что ты
любишь музыку. Я чистила и чинила свои платья, чтобы не
попасться тебе на глаза неряшливо одетой, и я ужасно
страдала от четырехугольной заплатки на моем школьном
переднике, перешитом из старого платья матери. Я боялась,
что ты заметишь эту заплатку и станешь меня презирать,
поэтому, взбегая по лестнице, я всегда прижимала к левому
боку сумку с книгами и тряслась от страха, как бы ты
все-таки не увидел этого изъяна. Но как смешон был мой
страх - ведь ты никогда, почти никогда на меня не смотрел!
Сообщений: 1210
И все же: я весь день только и делала, что ждала тебя,
подглядывала за тобою. В нашей двери был круглый, в медной
оправе, глазок, сквозь который можно было видеть твою дверь.
Это отверстие - нет, не смейся, любимый, даже теперь, даже
теперь я не стыжусь проведенных возле него часов! - было
моим окном в мир; там, в ледяной прихожей, боясь, как бы не
догадалась мать, я просиживала в засаде, с книгой в руках,
целые вечера. Я была словно натянутая струна, начинавшая
дрожать при твоем приближении. Я никогда не оставляла тебя;
неотступно, с напряженным вниманием следила за тобой, но для
тебя это было так же незаметно, как напряжение пружины
часов, которые ты носишь в кармане и которые во мраке
терпеливо отсчитывают и отмеряют твои дни и сопровождают
тебя на твоих путях неслышным биением сердца, а ты лишь в
одну из миллионов отстукиваемых ими секунд бросаешь на них
беглый взгляд. Я знала о тебе все, знала все твои привычки,
все твои галстуки, все костюмы; я знала и скоро научилась
различать всех твоих знакомых, я делила их на тех, кто мне
нравился, и на тех, кого ненавидела; с тринадцати до
шестнадцати лет и жила только тобой. Ах, сколько я делала
глупостей! Я целовала ручку двери, к которой прикасалась
твоя рука, я подобрала окурок сигары, который ты бросил,
прежде чем войти к себе, и он был для меня священен, потому
что к нему прикасались твои губы. По вечерам я сотни раз
под каким-нибудь предлогом выбегала на улицу, чтобы
посмотреть, в какой комнате горит у тебя свет, и сильнее
ощутить твое незримое присутствие. А во время твоих
отлучек, - у меня сердце сжималось от страха каждый раз,
когда я видела славного Иоганна спускающимся вниз с твоим
желтым чемоданом, - моя жизнь на долгие недели замирала и
.
Сообщений: 1210
теряла всякий смысл. Угрюмая, скучающая, злая, слонялась я
по дому, в вечном страхе, как бы мать по моим заплаканным
глазам не заметила моего отчаяния.
Я знаю, все, что я тебе рассказываю, - смешные ребячливые
выходки. Мне следовало бы стыдиться их, но я не стыжусь,
потому что никогда моя любовь к тебе не была чище и
пламеннее, чем в то далекое время детских восторгов. Целыми
часами, целыми днями могла бы я рассказывать тебе, как я
тогда жила тобой, почти не знавшим моего лица, потому что
при встречах на лестнице я, страшась твоего обжигающего
взгляда, опускала голову и мчалась мимо, словно человек,
бросающийся в воду, чтобы спастись от огня Целыми часами,
целыми днями могла бы я рассказывать тебе о тех давно
забытых тобой годах, могла бы развернуть перед тобой полный
календарь твоей жизни; но я не хочу докучать тебе, не хочу
тебя мучить. Я только еще расскажу тебе о самом радостном
событии моего детства, и, прошу тебя, не смейся надо мной,
потому что как оно ни ничтожно - для меня, ребенка, это было
бесконечным счастьем. Случилось это, вероятно, в один из
воскресных дней; ты был в отъезде, и твой слуга втаскивал
через открытую дверь квартиры только что выколоченные им
тяжелые ковры. Старику было трудно, и я, внезапно
расхрабрившись, подошла к нему и спросила, не могу ли я ему
помочь? Он удивился, но не отверг мою помощь, и таким
образом я увидела - если бы только я могла выразить, с каким
почтением, с каким благоговейным трепетом! - увидела
внутренность твоей квартиры, твой мир, твой письменный стол,
за которым ты работал, на нем цветы в синей хрустальной
вазе, твои шкафы, картины, книги. Я успела лишь бросить
украдкой беглый взгляд на твою жизнь, потому что верный
Иоганн, конечно, не позволил бы мне присмотреться ближе, но
этим одним- единственным взглядом я впитала в себя всю
атмосферу твоей квартиры, и это дало обильную пищу моим
бесконечным грезам о тебе во сне и наяву
Сообщений: 1210
Это событие, этот краткий миг был счастливейшим в моем
детстве. Я хотела рассказать тебе о нем для того, чтобы ты,
не знающий меня, наконец почувствовал, как человеческая
жизнь горела и сгорала подле тебя. Об этом событии я хотела
рассказать тебе и еще о другом, ужаснейшем, которое, увы,
последовало очень скоро за первым. Как я тебе уже говорила,
я ради тебя забыла обо всем, не замечала матери и ни на кого
и ни на что не обращала внимания. Я проглядела, что один
пожилой господин, купец из Инсбрука, дальний свойственник
матери, начал часто бывать и засиживаться у нас; я даже
радовалась этому, потому что он иногда водил маму в театр и
я, оставшись одна, могла без помехи думать о тебе,
подстерегать тебя, а это было моим высшим, моим единственным
счастьем. И вот однажды мать с некоторой торжественностью
позвала меня в свою комнату и сказала, что ей нужно серьезно
поговорить со мной. Я побледнела, у меня сильно забилось
сердце, - уж не возникло ли у нее подозрение, не догадалась
ли она о чем-нибудь? Моя первая мысль была о тебе, о тайне,
связывавшей меня с миром. Но мать сама казалась смущенной;
она нежно поцеловала меня (чего никогда не делала) раз и
другой, посадила меня рядом с собой на диван и начала,
запинаясь и краснея, рассказывать, что ее родственник-вдовец
сделал ей предложение и что она, главным образом ради меня,
решила его принять. Еще горячей забилось у меня сердце, -
только одной мыслью откликнулась я на слова матери, мыслью о
тебе. - Но мы ведь останемся здесь? - с трудом промолвила
я. - Нет, мы переедем в Инсбрук, там у Фердинанда
прекрасная вилла. - Больше я ничего не слыхала. У меня
потемнело в глазах. Потом я узнала, что была в обмороке. Я
слышала, как мать вполголоса рассказывала ожидавшему за
дверью отчиму, что я вдруг отшатнулась и, вскинув руки,
рухнула на пол. Не могу тебе описать, что происходило в

Сообщений: 1210
ближайшие дни, как я, беспомощный ребенок, боролась против
всесильной воли взрослых. Даже сейчас, когда я пишу об
этом, у меня дрожит рука. Я не могла выдать свою тайну,
поэтому мое сопротивление казалось просто строптивостью,
злобным упрямством. Никто больше со мной не заговаривал,
все делалось за моей спиной. Для подготовки к переезду
пользовались теми часами, когда я была в школе; каждый день,
вернувшись домой, я видела, что еще одна вещь продана или
увезена. На моих глазах разрушалась наша квартира, а с нею
и моя жизнь, и однажды, придя из школы, я узнала, что у нас
побывали упаковщики мебели и все вынесли. В пустых комнатах
стояли приготовленные к отправке сундуки и две складные
койки - для матери и для меня: здесь мы должны были
провести еще одну ночь, последнюю, а утром - уехать в
Инсбрук.
В этот последний день я с полной ясностью поняла, что не
могу жить вдали от тебя. В тебе одном я видела свое
спасение. Что я тогда думала и могла ли вообще в эти часы
отчаяния разумно рассуждать, этого я никогда не узнаю, но
вдруг - мать куда-то отлучилась - я вскочила и как была, в
школьном платьице, пошла к тебе. Нет, я не шла, какая-то
неодолимая сила толкала меня к твоей двери; я вся дрожала и
с трудом передвигала одеревеневшие ноги. Я была готова - я
и сама не знала точно, чего я хотела - упасть к твоим ногам,
молить тебя оставить меня у себя, как служанку, как рабыню!
Боюсь, что ты посмеешься над одержимостью пятнадцатилетней
девочки; но, любимый, ты не стал бы смеяться, если бы знал,
как я стояла тогда на холодной площадке, скованная страхом,
и все же, подчиняясь какой-то неведомой силе, заставила мою
дрожащую руку, словно отрывая ее от тела, подняться и после
короткой жестокой борьбы, продолжавшейся целую вечность,
нажать пальцем кнопку звонка. Я по сей день слышу резкий,
пронзительный звон и сменившую его тишину, когда вся кровь
во мне застыла, когда сердце мое перестало биться и только
прислушивалось, не идешь ли ты.
Но ты не вышел. Не вышел никто. Очевидно, тебя не было
дома, а Иоганн тоже ушел
Сообщений: 1210
И вот
я побрела, унося в ушах мертвый отзвук звонка, назад в нашу
разоренную, опустошенную квартиру и в изнеможении упала на
какой-то тюк. От пройденных мною четырех шагов я устала
больше, чем если бы несколько часов ходила по глубокому
снегу. Но, невзирая ни на что, во мне ярче и ярче
разгоралась решимость увидеть тебя, поговорить с тобой,
прежде чем меня увезут. Клянусь тебе, ничего другого у меня
и в мыслях не было, я еще ни о чем не знала именно потому,
что ни о чем, кроме тебя, не думала; я хотела только увидеть
тебя, еще раз увидеть, почувствовать твою близость. Всю
ночь, всю эту долгую, ужасную ночь я прождала тебя, любимый.
Как только мать легла в постель и заснула, я проскользнула в
прихожую и стала прислушиваться, не идешь ли ты. Я прождала
всю ночь, все ледяную январскую ночь. Я устала, все тело
ломило, и не было даже стула, чтобы присесть; тогда я легла
прямо на холодный пол, где сильно дуло из-под двери. В
одном лишь тоненьком платье лежала я на жестком голом полу -
я даже не завернулась в одеяло, я боялась, что, согревшись,
усну и не услышу твоих шагов. Мне было больно, я судорожно
поджимала ноги, руки тряслись; приходилось то и дело
вставать, чтобы хоть немного согреться, так холодно было в
этом ужасном темном углу. Но я все ждала, ждала тебя, как
свою судьбу.
Наконец, - вероятно, было уже около двух или трех часов,
- я услышала, как хлопнула внизу входная дверь, и затем на
лестнице раздались шаги. В тот же миг я перестала ощущать
холод, меня обдало жаром, я тихонько отворила дверь, готовая
броситься к тебе навстречу, упасть к твоим ногам... Ах, я
даже не знаю, что бы я, глупое дитя, сделала тогда. Шаги
приблизились, показался огонек свечи. Дрожа, держалась я за
ручку двери. Ты это или кто-нибудь другой?
Да, это был ты, любимый, но ты был не один. Я услышала

В начало страницы 
|
Перейти на форум:
Быстрый ответ
Чтобы писать на форуме, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь.